Яков Кротов

Вечная жизнь

ПИСАНИЕ

См. также: Библия как жертва буквализма.

Что в Библии – Библия?

Ответ на этот вопрос сегодня обычно ищут в Библии. Церквей много, позиции верующих разные, а Библия одна и грамотный человек без труда найдёт нужное место.

Только вот Библия сама о себе предупреждает: мало грамотности, нужны ещё аналитические способности и некоторые знания. «Испытуйте писания», а потом уже руководствуйтесь Писанием. Простейший пример – Галилей. Все его неприятности – не от тех единоверцев, которые изучали физику, а от тех, которые изучали Библию. Изучали плохо и тупо, поэтому заявили, что Библия отвергает учение Коперника, потом что говорит «Солнце восходит», а не «Земля вращается вокруг Солнца».

Бывают и более тонкие оттенки. Например, апостол Павел осуждает гомосексуальное поведение (заметим – поведение, а не гомосексуальность, в Библии нет терминов «гомосексуализм», «гомосексуальность», и о существовании гомосексуальной ориентации в ту эпоху просто не знали). Осуждает, называя гомосексуальное поведение «нечистым». «Нечистота», однако, это довольно мягкое выражение. Гомосексуальное поведение оказывается в одном ряду с поеданием раков, креветок и улиток, с менструациями и поллюциями, а также со стригущим лишаём и грибковыми заболеваниями стопы. Это что ж, вся Россия – нечистая? Извините, с точки зрения апостола Павла – скорее всего, да. Но всё-таки апостол Павел не Господь Бог, так что и у России есть шанс!

Не всё в Библии – Библия. Бумага, на которой напечатана Библия – не Библия. Типографская краска или экран компьютера, да и сами буквы и слова Библии – не Библия. Человеческие представления о мире – буквы Библии, но не Библия. Библия именно потому Слово Божие, что она – не слова человеческие, а Дух, использующий эти слова, как писатель. Пушкин использовал слово «балда», но Пушкин – не балда, и никто не балда. Библия – Божие Откровение о Боге, а не о том, что ниже Бога, и к Библии в полной мере относится знаменитое «когда б вы знали, из какого сора».

Простейший пример: древние евреи неверно считали, что раки и креветки это рыбы, только без перьев, а потому «неправильные». Бог с этим не спорил, использовал представления евреев о неправильном для того, чтобы научить их неправильности ненависти, мстительности и т.п.

Пример посложнее: Библия не только не запрещает многожёнства, инцеста и педофилии, но и совершенно спокойно описывает многих жён патриархов, инцест между Лотом и его дочерьми. Что до педофилии, то в ту эпоху и в то время большинство невест были, мягко говоря, далеки от окончания средней школы. Вы уверены, что «Песнь Песней» описывает девушку, уже получившую паспорт? К добрачному сексу (во всяком случае, мужскому) Библия тоже относится спокойно – седьмая заповедь запрещает лишь супружескую измену, причём не мужскую, а исключительно женскую. Единственное, что не нравится в гомосексуализме людям Библии (людям, а не Богу) – это пустая трата семени. Гомосексуальное поведение плохо, потому что не происходит оплодотворения, только и всего – в одном ряду с онанизмом и презервативами. Ну как, воскресим запрет презервативов?

Библия в целом спокойно относится и к разводу. За единственным исключением – Христос. Вот и думайте…

КОГДА ХИХИКАЕШЬ, ЧИТАЯ БИБЛИЮ

Есть люди, которые, читая Библию, хихикают над рассказами о чудесах. Другие, читая ровно ту же Библию, те же рассказы, плачут над жертвами чудес. От каждого чуда кто-то выигрывает, кто-то проигрывает. От Исхода выиграли евреи и проиграли египтяне. Хихикающие над рассказами о чудесах не верят в то, что всё может быть так хорошо. Плачущие над рассказами о чудесах не верят, что всё может быть так плохо, что справедливость не может быть для всех, что нельзя кого-нибудь спасти и кого-то при этом не погубить. Одни не верят, что Илия мог убить столько жрецов Ваала, и пожимают плечами, другие верят, что мог и убил, и подымают руки в гневном протесте. Жрец Ваала тоже человек! Потоп – геноцид! По-топ ге-но-цид!! По-зор Бо-гу!!!

Такое хихиканье и такое возмущение – хороший признак: религиозное детство заканчивается. То, что называется «наивная вера», «детская вера» и что вовсе не есть ни вера, ни наивность, ни детскость, а просто конформизм, который должен умереть, чтобы дать место вере либо неверию. Умереть не обязательно в виде подросткового бунта или подросткового же фанатизма (описанные выше реакции – именно подростковые, хотя встречаются и у вполне взрослых таксилей). Человек может плавно перетечь из детства во взрослость, слава Богу, но точка веры где-то будет – в разных культурах её отмечают по-разному, от бар-мицве до первого причастия или первой исповеди.

Взрослый верующий человек, читая Библию, тоже может захихикать или заплакать (в зависимости от темперамента), потому что не может не поражать, как же низменны те высокие идеалы, во имя которых люди обращаются к Богу. Идеал нормального земного устроения. Верующие XVI века возмущались гуманистическими попытками построить рай на земле, но ведь рай на небе – тоже заслуживает возмущения, во всяком случае, в его описании верующими. Марк Твен обхихикал этот плоский идеал в «Путешествии капистана Стормфильда в рай», неизвестный эссеист оплакал его в Книге Иова. Нам что, действительно достаточно жены, детей, стад, пирушки с друзьями, благодарности Богу? Власть, сытость, удовлетворённость. Действительно ли проблема лишь в пропорции этого пошлого эгоистического коктейля – то ли молитв побольше, то ли жён, то ли друзей?

Какие же мы ничтожества на высотах своих мечтаний! А Бог – почему не опровергает их (во всяком случае, до Нового Завета)? Почему кивает белой бородой и говорит: «Конечно, конечно, всё будет именно так, как ты хочешь, и ещё умножь на сорок!»

Бог поступает как рыбак (или педагог). Он не навязывает реальности, которая в Его случае совпадает с идеалом. Он берёт человека с его идеалами и предлагает осуществление идеала со Своей помощью. Червячок на крючке, – вот что такое все эти обещания рая как жемчужины, которая делает меня богатым, обожения как превращения меня в царицу морскую, и вообще вот чего хочешь – всё будет! Все племена земные поклонятся тебе, если так уж приспичило. Не любишь начальника? Он будет сперва ползать перед тобой в пыли, плакать и просить прощения за всё, а потом отправится на сковородку, но ты будешь иметь возможность, слушая музыку небесных сфер, наслаждаться и его криками.

Этот червячок насажен на крючок как влюбленность на любовь. От влюблённости никто не откажется, от любви откажутся (и отказываются каждый день) многие. Влюблённость – это податливые ласковые губы возлюбленной, любовь – её же губы, которые что-то объясняют, что-то требуют, за что-то упрекают, а ты всё это терпишь. Влюблённость – теплота, любовь – острота. Шар и крест. Влюблённость без извилин, любовь – сплошная загогулина.

Что же, есть нечто выше любви? Любовь – только средство? Да, конечно. Поэтому и можно пройти через все испытания, порождаемые любовью, когда рвёт тебя на части. Средство чего любовь? Ну, как сказал евангелист Иоанн, не слышало того ухо, не видел того глаз. Явно одно: любовь и сама о себе свидетельствует не как о самоцели, а как о начале огромного бесконечного пути. Поэтому любовь к одному оборачивается раскрытием для всех и каждого – очень-очень постепенному, но всё же. Не раскрываешься – закрываешься даже для единственной и Единственного. Раскрываешься – и все идеалы, все мечтания постепенно становятся такими примитивными, детскими, наивными, отдаляются и исчезают в прошлом, и слава Богу, потому что можно и нужно взрослеть и подыматься в какую-то непостижимую синь. И – нет, сковородок там нет, и не надо про сковородки, а то опять захочется хихикать.

ОТКРОВЕНИЕ ПО ПЕРЕПИСКЕ

Мой отец познакомился с моей матерью чрезвычайно романтическим образом. Из окопа 1943 года написал письмо в "Учительскую газету": мол, хочу и в окопе быть в курсе школьной жизни. Получил мешок или два писем, одно было необычное, ответил. Через год сумел приехать познакомиться.

Мне повезло - родители друг другу понравились. Отцу лишь пришлось сбрить усы. Усы, надо заметить, были совершенно гитлеровские, мода на них почему-то не прошла 22 июня 1941 года.

Это небывалое везение, потому что большинство заочных знакомств не переживают встречи глаза в глаза. Биологи утверждают, что дело даже не в "глазности" (фотографии не заменяют очной встречи), а в "носности" - якобы какие-то пахучие вещества определяют, сойдутся люди или нет.

Может быть, поэтому в богослужениях используют ладан.

Важность личной встречи недооценивается, мягко говоря, теми, кто делает идола из интернет-общения. Конечно, тут легко избежать разочарования - надо просто избегать встречи, но человечнее не бояться "развиртуализации" и искать её.

История отношений человека с Богом - это история откровения сперва по переписке - то, что называют "Ветхий Завет", а потом - при личной встрече. Неудивительно, что многие люди "не приняли Христа". Что ж, не всё потеряно, ведь есть ещё и "третий завет" - встреча с Духом.

Древние определяли воздух как ничто, без которого нет жизни. Так и Дух Божий - ничто, без которого нет жизни, человечной жизни. Искать Духа Божия человеку не надо, - если человек, значит, уже имеет в себе этого Духа. Может быть, именно поэтому встретиться с этим Духом не так легко. Потребовались тысячелетия заочного знакомства, потребовалось рождение, смерть и воскресение Христа, чтобы стало возможным от суетного, эгоистичного использования Духа Божия, оживотворяющего всякую человеческую душу, прорываться к встрече с Духом Божиим личной и вечной.

*

Розанов отмечал двусмысленность творения. Кит кажется рыбой, летучая мышь птицей. «Что же это такое? «Господь допустил в мир театр?» Ах, Библия: не будь такой серьёзной. В мире есть шалость, улыбки и «за ширмами». Вообразите, Бог создал «игру в прятки». Ей-ей, - это открытие Розанова».

Конечно, это вовсе не открытие, но очень яркое и свежее выражение библейской истины: Бог творит мир, а не конструирует. Мир – живой, а не механический, поэтому в нём возможны «псевдонимы». Более того, всё – «псевдоним», всё пропитано многосмысленностью (не двусмысленностью), всё озарено улыбкой. Конечно, не «Библия, не будь такой серьёзной», а «верующие в Библию, не будьте такими серьёзными».

Существует чёткая грань между буквоедством и герменевтикой. Человек продвигается вглубь языка, осваивая сперва его формы, а потом осваивая (или не осваивая) то, что в формах никоим образом не содержится. Пример заторможенности: языковой юмор. Сами по себе каламбуры есть великое достижение: если человек умеет каламбурить, значит, он хорошо знает язык. Однако, когда из всего пространства юмора функционирует лишь каламбур, и вообще лишь языковой юмор, - это плохой признак. Такова была (и во многом остаётся) ситуация в России при тоталитаризме: расцветал прежде всего юмор, связанный с языком. Сатира играла на тончайших оттенках выражений. Это безумно сложное искусство нюансировки свидетельствовало лишь о затянувшейся несвободе. Так заключённые оттачивают ложки, превращая их в острейшие ножи. Восхищаться таким искусством можно, лишь не зная о существовании настоящих ножей. Так советские люди восхищались своим юмором и удивлялись, что иностранцы не разделяют этого восхищения.

Подобно этому, талмудический стиль толкования свидетельствует о глубокой несвободе толкователей, об их инфантилизме, о деградации в буквоедство, буквализм и, в конечном счёте, об утрате смысла текста. Такое сплошь и рядом случается в филологии, особенно, если занятия ею плохо оплачиваются: анализировать текст начинают люди, лишённые, к примеру, чувства метафоры. Копать землю они не хотят, а копаться в текстах согласны. Они пытаются заменить понимание текста, изощряясь в силлогизмах, но страшны порождения таких ухищрений. Выражение «в золото одетые леса» породит в такой среде огромную литературу о том, какое бывает золото, об условиях его добычи и продажи, и леса за этим золотом видно не будет. Происходит неуклонное превращение слона в стаю мух, которая занимает больше места, чем слон, которая намного сложнее, размножается быстрее, в общем, - всем хороша, только это не слон. Христос сказал о Своих последователях, что «где труп, там соберутся и орлы». О слепых исследователях Христа вернее сказать «где труп, там и навозные мухи».

Слепота эта является не религиозным, не мистическим обстоятельством, а сугубо интеллектуальным. Это важно подчеркнуть, потому что интеллектуальные слепцы любят говорить о неких религиозных или интеллектуальных высотах, недоступных другим. Верным симптомом патологии и слепоты являются, к примеру, разговоры о том, что текст носит исключительный характер, что он «эзотерический», «герменевтический», недоступен для «непосвящённых». Сперва нужно пройти некую подготовку по строго определённому алгоритму. Хорошо, если это просто обучение в течение какого-то срока, от пяти до пятидесяти лет. Бывает, что заранее предупреждают: подготовка условие необходимое, но не достаточное, нужно ещё озарение, благодать, дзень и трень в голове.

Это спекуляция на том, что любой текст требует «посвящения». Понять «мама мыла раму» нельзя без особой подготовки и благодати, которая и называется грамотностью. Точно так же верно, что можно изучать Евангелие, Пятокнижие Моисеево, Талмуд, Веды, Манифест коммунистической партии, Добротолюбие и любой другой текст, предназначенный для «посвящённых».

Когда-то такие спекуляции были нормой даже для нормальных людей. После Эразма Роттердамского, после появления гуманизма, филологии, гуманитарии, лингвистики они – удел инвалидов от чтения и понимания. В наши дни о том, что текст «доступен лишь для посвящённых» твердят те люди, у которых по разным причинам трудности в освоении грамотности. Возможно, они гениальные математики или политики, только пошли не своей дорогой; ведь есть же много людей, которые в принципе имеют проблемы с математикой. Освоив механически, формально набор каких-то методов истолкования они решили, что это и есть «благодать», «посвящение». Они-то и выясняют, какой пробы золото, в которое одеты леса. Метафорическое мышление у них ослаблено, в результате они порождают метафоры, но чудовищно безжизненные, похожие на подлинное понимание как Голем на человека. Вот этого-то Голема всевозможные истолкователи Талмуда, святых отцов, Писания, коанов и провозглашают идеалом жизни.

Верить им не надо, жалеть их можно, но не показывая им, про себя, и надо тщательно использовать все механизмы культуры, чтобы тени не стали командовать другими людьми. Такое бывало, увы, об этом многое мог бы рассказать Спиноза, благополучно спасшийся от теней иудаизма, да и вся европейская культура, с трудом освободившаяся из-под ферулы христианской тени, взявшейся вещать от имени христианства.

Гуманитарная наука выработала институты и механизмы, позволяющие если не избавиться вовсе от этих теней, то хотя бы загнать их в резервацию, где они не очень мешают нормальным исследователям. Религиозные институты чаще оказываются жертвами теней – возможно, именно потому, что они «институты». Что хорошо для науки, то плохо для веры.

ДОГМАТИЗМ

Парткомовское мышление - обличительное. Причём человек-идеолог обличает не только своих, но и чужих. Ведь он обличает не за несоответствие истине, а за несоответствие тексту. Каждый должен соответствовать тексту, лежащему в основе его жизни: православный - православному, католик - католическому. Такое сознание думает, что мир устроен по книжкам, причём по строго определённым книжкам. Вот есть иудеи, которые полагают, что Бог творил мир, руководствуясь Торой. А есть православные, которые полагают, что Бог творил мир, руководствуясь катехизисом, причём кратким и антикатолическим.

Это - комично. Бывают и трагикомедии, когда человек живет по новейшим научным открытиям. Вот открыла наука, что любви нет, и он перестаёт любить. Завтра наука скажет, что любовь всё-таки и она такая и такая - он начнёт любить так-то и так-то...

Понимать Библию, как и понимать любой текст, можно бесконечно разнообразно. Разнообразие толкований можно расположить в определённом порядке наподобие цветов радуги. Тогда на одном конце окажется буквалистское понимание. Это понимание отрицает возможность каких-либо ошибок и описок в тексте Писания, считает, что текст абсолютно ясен и недвусмысленен как военный приказ или инструкция к лекарству. На другом конце окажется понимание Библии как текста абсолютно архаичного, не поддающегося адекватной расшифровке, выражающего лишь представления отдельных людей, эпох, культур, текста, который никоим образом не может служить основанием для суждений современного человека о Боге, да и о событиях человеческой истории, упоминаемых в Библии. Фундаменталист-буквалист полагает, что, если Библия упоминает единорогов, единороги существуют и они отличны от носорогов. Фундаменталист-скептик полагает, что, если Библия упоминает несуществующих единорогов, то и всем прочим словам Библии верить нельзя и следует искать знания о Боге и религиозного опыта (коли придёт охота на такое знание и такой опыт) другими способами.

Представителей этих двух крайностей объединяет убеждённость в том, что их понимание - единственно верное, а прочие взгляды на Библию не есть понимание или даже есть непонимание. Буквалисты абсолютизируют свой взгляд, указывая на небесное совершенство, скептики абсолютизируют свой взгляд, указывая на неисправимые изъяны ходящих по земле людей. Те и другие заслуживают наименования "фундаменталистов", поскольку схожи глухотой и тенденцией выпихивать несогласных из гнезда.

Логически рассуждая, только фундаменталисты первого типа могут представлять Церковь. Разумны и современные люди, поэтому Церковью они считают прежде всего фундаменталистские церковные группы. Так ворами считают прежде всего организованные воровские шайки, хотя более всего краж совершают люди, действующие в одиночку и не регулярно, а время от времени. Фундаменталисты сильны сплочённостью, она побуждает обращать на них такое же внимание как на колонну танков. Однако, вероятность погибнуть по гусеницами одного из танков в колонне, едущей по улицам мирного города, практически нулевая. Фундаменталисты-буквалисты претендуют быть Церковью, но вероятность войти в Церковь через узкие буквалистские ворота практически нулевая. Войти-то, конечно, нетрудно, только буквалистские ворота ведут не в Церковь, а в буквализм.

Скептики, логически рассуждая, вообще не должны интересоваться Библией и Церковью. Возможно, когда-нибудь люди, видящие в религии сборник поэтической зауми, этот интерес и потеряют. Однако, в современном мире Церковь и Библия сохраняют социальное значение (а часто и социальные функции), которые они приобрели за полторы тысячи лет господства христианства как идеологии значительной части мира. Поэтому многие скептики и сегодня не в силах быть вполне скептиками и, оставив Библию, говорить прямо от себя. Чаще и скептики пытаются манипулировать Библией. Джефферсон и Толстой что-то вычёркивали из Священного Писания, а что-то цитировали, хотя по логике и совести им следовало бы просто отложить Библию в сторону и забыть про неё. Поклонники "Розы мира" Даниила Андреева, Виссариона Торопа, Муна и т.п., не говоря уже о тысячах интеллектуалов, продолжают использовать Библию - понимаемую в высшей степени произвольно под лозунгом "А всё равно там всё бред" - для подкрепления своих концепций. Так цыгане в православной стране надевают православные крестики, а в католической - католические. В России 2000-х годов множество интеллигентов ходят в церковь - прежде всего, в православную - хотя не считают для себя обязательными церковные уставы, не считают церковных лидерами своими лидерами, не считают Библию сколько-нибудь Откровением Божиим. Ходят для того, чтобы иметь какое-то основание собственным взглядам - прежде всего, в собственных глазах и в глазах подобных себе. Это агностики и скептики, часто даже атеисты, но - непоследовательные.

Велик соблазн обозначить фундаменталистские крайности понимания как непонимание. Считать буквалистов и скептиков, ультра-консерваторов, вычитывающих из Библии анти-эволюционизм, и ультра-либералов, вычитывающих из Библии равенство полов, не вычитывающими, а вычитающими. Отцепить от религиозного поездка самый последний вагон и самый первый. Но ведь в результате только поезд станет короче, а первый и последний вагоны в нём останутся, разве не так?

Можно понять человека, для которого Библия - авторитет и по этой причине он её цитирует. Но только, если он цитирует её для тех, кому Библия тоже авторитет. Сам Господь Иисус ссылался на Закон и пророков, обращаясь к тем, для кого Закон и Пророки были авторитет (причём Его ссылки современным христианам обычно непонятны или истолковываются неверно). Евангелист Матфей систематически адресуется к единоверцам (иудеям), подкрепляя евангельские рассказы цитатами из Библии. Судя по тому, что христиане есть, его способ не вреден, а может быть, был и полезен, хотя об этом точных данных нет. Абсурдно, однако, человеку, который не разделяет наше отношение к Библии, цитировать Библию в качестве авторитета. Это очень распространено - особенно на Западе - потому что там в течение веков христианство было общеобязательной идеологией, и вне зависимости от религиозного опыта Библию чтили все. А что делать: "Библия или смерть". В России было так же, только место Библии занимала "православная вера", силой, с детства обязательная даже для тех, у кого не было никакого религиозного опыта. Десятилетия атеизма ситуацию в России изменили в этом отношении к лучшему: нет авторитетов неотрефлектированных, не пропущенных через сердце. К тому же полезно помнить, что все "религиозные тексты" всё-таки вторичны. Сам Бог пользуется образами из обычной жизни - свадьба, земледелие, Он даже избегает образов из жизни духовенства. Верующие и сегодня поступят и благоразумно, и красиво, и умно, если будут говорить о религии, избегая религиозных терминов. Даже, если это не поможет обратить человека к Богу, это поможет проповеднику не путать Бога со средствами жизни в Боге.

ПРАВОТА НЕВЕРИЯ

Первое впечатление от Бога Ветхого Завета: очень уж часто и больно бьёт. Если бы это был человек, такого назвали бы мстительным и вздорным. Но, поскольку речь о Библии - книге уважаемой, даже неверующий человек склонен быть поосторожнее. Может быть, просто люди были в древности хуже? - Не люди стали лучше, а Бог стал настойчивее и слышнее. Представление о Боге как злом мстительном существе есть перенос на Бога представлений об идеальном правителе, в сущности - о самом себе. Бог в первую очередь готовился прийти на Землю, для чего и создавал Израиль (в любой другой среде возможная мать Спасителя просто бы не поняла, о чем идет речь). О перевоспитание людей Он даже и не помышлял - потому что для перевоспитания нужен Перевоспитатель, то есть такой Воспитатель, которой учит не только словом, но Собой. Вот после того, как Иисус воскрес, после того, как в мир пришел и не уходит уже Дух Божий, Богу стало легче говорить людям о Себе правду - и правду о человеке: что не так важно покорять, для чего и нужны злоба, мстительность, как важно творить и любить.

Бога называли Педагогом уже в глубокой древности. Особенно это любил Иоанн Златоуст, именно "педагогическими соображениями" объясняя многие неприятные поступки Творца, описанные в Ветхом Завете. Впрочем, значительно больше педагогики в том, что Творец отказывается совершать.

В древности, однако, педагоги занимались не совсем тем, чем в наши дни. Это были скорее "дядьки" - они не воспитывали ребенка, а водили его за руку. Поэтому Бога называли и педагогом, и прорабом ("экономом", "домостроителем"). Он не учил строить дома, а строил. Десять заповедей, например, - очень плохая педагогика. Они так высоко задирают планку, что на ней можно повесить все человечество словно гирлянду сосисок, и все равно до земли ещё останется пара метров. Когда люди более-менее научаются все-таки жить по Моисеевым заповедям, приходит Иисус и говорит: а ну-ка, теперь все это умножаем на двадцать семь! Жене не изменял? Теперь учись глядеть на девушек словно ты автомат по продаже газет. Нет, заповеди так же плохо воспитывают, как ремень. Зато они помогают идти: невоспитанные, грубые, алчные, похотливые люди, с испугом поглядывая на заповеди, бредут куда-то... Вот это и есть библейская педагогика - не учить, а вести, словно детей на прогулке, когда покрикивая, когда подбадривая. Вести к Богу, а не к идеалу, в Царство Неба, а не земли. Подводить к Вифлеему.

Чтение ругани - иначе не скажешь - в адрес Израиля, которой пересыпаны откровения Иеремии и Исайи, оставляет тягостное впечатление. В нашей культуре так ругаются только те, кто оставил всякую надежду на карьеру, на светлую и счастливую жизнь. Почему же Бог ругается словно подзаборный пьяница, называя Израиль даже блудницей (случай, когда совершенно не хочется приближать перевод к современному русскому языку. Однако, Слово Божие - одно, а восприятие этого слова - совсем другое дело. Ребёнок может вырасти, сохраняя жуткое воспоминание о том, как на него накричала мать - а мама даже не подозревает об этом, потому что вовсе она не кричала. Просто мальчик от страха слышал громовые раскаты. "Жалок тот, в ком совесть нечиста", и жалко Бога, если такой человек будет передавать Божие откровение. Такой и холеру припишет Богу, и неурожай, и нашествие иноплеменных. А у кого совесть чиста? Выбирать не приходится. Тем, кто считает свою совесть чистой, Богу и сказать-то нечего.

Карл Барт выступал в Чикаго. Его спросили, что самое важное он узнал, занимаясь богословием. Барт ответил: «Я узнал, что Иисус меня любит, потому что так говорит Библия». Бывает, однако, и иначе: человек понимает, что Библия говорит, потому что чувствует любовь Божию. Сперва – встреча с автором книги, потом – с книгой. Со всеми прочими книгами не так: человек идёт на встречу с автором лишь той книги, которая ему что-то важное сказала.

Христиане больны триппером. Сознание затуманено тремя "пэ": писанием, преданием, папством. Три глухих "пэ" забили своим пэканьем главное - "Б" от "Бог".

Из этих трёх идолов святоотеческое предание - самый иррациональный. Ведь папа - конкретная личность (обычно идолопоклонствуют перед сидящим на престоле папой; энциклики тысячелетней давности никого не волнуют, да и столетней давности тоже). Писание - тоже конкретный набор текстов (идолопоклонство тут в неспособности читать эти тексты разумно). А вот "святоотеческое предание" - абсолютно иррациональный, не поддающийся определению объём: имена подобраны произвольно, из мыслей одного и того же автора произвольно отбираются как "правильные" только те, которые нравятся себе, любимому. Когда фанатик от православия главным критерием истины делает "соответствие святоотеческому учению", наличию отсылок к этому вполне фиктивному "наследию", бранит авторов, у которых нет "святоотеческой базы", это похоже на то, как если бы осёл стал требовать от соловья пения басом. Конечно, есть и вина соловьёв - это ведь они, снисходя к ослам, упростили искусство пения применительно к ослиному диапазону. Однако, всё-таки виноваты не те, кто упростили сложное, чтобы научить младенцев, а те, кто бранит учителей старших классов за то, что они выходят за рамки программы начальной школы. В Церкви разыгрывается та же трагикомедия, что в марксизме, где в 1930-е юные начётчики, умевшие на всякий произвол начальства подобрать цитатку из Маркса и Ленина, расстреливали тех, кто искренне, да без цитат, верил в социализм.

Библии часто предъявляют упрёки, по видимости исходящие из лучшей части человеческой души: почему там убийства, алчность, насилие освящаются Божьей волей? Ответ простой: не освящаются. Божья воля освящает человека, но не его грехи. Солнце освещает голову и руки, но не похоть в голове и не кровь на руках. Однако, должно пройти довольно много времени, а главное, человеку нужно умереть и должен прийти следующий, чтобы посметь сказать, что солнце осветило именно руки, а кровь - грех, пусть и обласканный солнечным лучом.

Намного греховнее другое: сам язык человеческий пронизан насилием и гордыней, и даже о Боге он не может говорить иначе. Недостаточно смены поколений, чтобы это заметить, потому что языки меняются, а речь остаётся. Самое мягкое, что можно сказать об этом языке - что он мужской в худшем смысле слова. Это язык соревнования, не понимающий, как можно не сравнивать, как можно не увенчивать одного как победителя, при этом не пиная другого как побеждённого. Один олень, и либо я его завалил, либо ты, и кто завалил - тому вся слава, а тушу я, как победитель, могу тебе и отдать. Слава не стухнет, а оленью тушу с собой не возьмёшь туда, где хочется покрасоваться. Мужчине шкура важнее мяса, женщина же знает, что из шкуры супа на сваришь. Мужчина же лучше умрёт с голоду (но предпочтёт уморить другого), чем останется без награды.

Мужчины умеют устраивать победу даже из поражения: он не просто больной, а самый тяжёлый больной в мире, он гордится либо тем, что его город ни разу не взял приступом враг (возможно, лишь по причине ничтожности города), либо тем, что его город более других пострадал от врагов в течение своей истории. Он либо светло радуется тому, что самый счастливый (а счастье меряется тем, что он самый богатый, самый знаменитый, самый сильный), либо мрачно радуется тому, что он самый несчастный.

Женский (вернее, "бабий", но ведь мужской язык мы же назвали выше "мужицким") язык сам по себе не был спасением, - в нём есть и гордыня, и насилие, только проявляются они не через соревнование, а через запрет соревнования, через заболачивание, погружение в дочеловеческую серость.

Нужен был бы третий - то ли человеческий, то ли Божий - язык, чтобы сказать правду о Боге и человечестве безо всякой примеси гордости и агрессивности. Но никто бы не понял сказанного на этом третьем языке, как никто не понимает птичьего языка науки - даже учёные, пользующиеся им, о жизни говорят всё-таки на обычном языке. Нужно не искать Откровения на каком-то несуществующем языке несуществующих идеальных людей, а радоваться тому, что и языком несовершенным Совершенство может открывать себя, чтобы привести к совершенству.

Сам Господь поставил Свое Слово ниже человека - когда избpал людей для пеpедачи Слова, для записи и возвещения Откpовения. Всемогyщий Твоpец мог бы послать скpижали с неба, минyя Моисея, пpямо в типогpафию, на телетайпные ленты, без всяких "евpейских штyчек", без тyманных "нищие дyхом". Мог бы каждомy человекy диктовать все, что содеpжится в Библии, так, как нyжно именно этомy человекy. Hо - нет. Господь дает Свое Слово чеpез людей, соглашаясь на искажения и непонимание. Емy важно, чтобы мы полyчили Откpовение, согpетое человеческим теплом, пyскай даже пpи этом что-то запачкано, что-то запотело.

Откровение есть, помимо прочего, и знание, а значит, встает обычнейший вопрос: как я знаю то, что знаю? Как возможно знать? Междy Библией и Лютеpом, и yж подавно междy Библией и мной всегда стоит человеческое несовеpшенство - как несовеpшенство читателя, так и несовеpшенство священнописателей. Есть зазоp, и вот для пpеодоления этого зазоpа и необходимы и тpадиция, и иерархия, и благодать.

Библия написана в расчете на доброе в нас — почему часто мы ее не понимаем или понимаем превратно.

Противопоставление Библии как Слова Божия, текста, автором которого является Сам Бог, и Библии как сборника текстов разных авторов - ложное и основано на архаической философии текста. Точнее, это даже не философия, это неотрефлектированное понимание текста как механического продукта мышления. Такое понимание свойственно не самой глубокой древности, а, скорее, зарождающему рационализму Нового времени. Подлинная архаика тонко чувствует, что текст может быть (и должен быть, если он гениален и вдохновенен) результатом сотворчества и многих авторов, и контекста культуры, и читателей. В этом смысле образы византийских поэтов, которые сравнивали авторов Библии с трубами, в которые дул Бог, очень точно (хотя сугубо образно) выражают соотношение Божественного и человеческого в Священном Писании. Только "труба" здесь - не только отдельный автор, но и совокупность редакторов, наконец, совокупность культуры, в которой создавался тот или иной текст, совокупность всего человечества, которое будет веками воспринимать этот текст.

Бог не покинул людей, Он продолжает пребывать среди нас. Правильно читать Библию можно лишь, если мы читаем её в присутствии Живого Бога, обращаясь непосредственно к Нему за разъяснениями и вдохновением нас как читателей и истолкователей. На другом языке, секулярном, но ту же мысль проводит и современная философия текста.

Позиция же буквалистов - это позиция людей, у которых "немое кино уже кончилось, а звуковое ещё не началось". Они уже лишились непосредственного восприятия Библии как Слова Бога Живого, Духа Божия, дышащего через людей, но ещё не обрели квалификации современных литературоведов. Они относятся к текстам очень материалистически, механистически, позитивистски, в духе просветителей XVIII века, только с противоположным идеологическим знаком. Они наивно верят в возможность однозначного, прямолинейного выражения мысли. Они уже не верят, что Земля плоская, но ещё не поняли, что Земля грушевидная, и поэтому испытывают большие проблемы. Человек, который называют Землю плоской, не вкладывал в это своё утверждение научного смысла, он мыслил метафорически (мифом). Этого метафорического мышления фундаменталисты уже лишились. Теперь они пытаются механически объяснить то, что создавалось органически. Спор буквалистов с так называемой "либеральной герменевтикой" похож на спор механика с компьютерщиком. Механик полагает, что яблоко создано Богом из маленьких механических частиц и каких-то смазок. Компьютерщик решительно восстает против такого объяснения не потому, что он хорошо разбирается в яблоках, а потому что он лучше механика разбирается в "железе" и знает, что самая совершенная механика не способна создать яблоко.

В современном мире буквализм проявляется в вере в то, что Дух Божий несовместим с духом человеческим и ему противоположен. Если Дух Божий хочет сказать нечто, то он на время "убивает" человека, превращает человека в медиума, в посредника. Тогда "богооткровенное" - это тексты, выходящие из под пера Вассулы, потому что Вассула сознаёт, что эти тексты пишет не она. "Духоносна" речь людей, находящихся в экстазе, именно потому, что они в экстазе ощущают, что говорят "не от себя". Как же убоги (и далеки от Библии) порождения подобных "непосредственных откровений".

Подлинно же говорит Дух Божий в музыке Баха и Моцарта, рождённой не в экстазе, а одновременно и как плод могучей традиции, и как плод математического расчёта, и как плод человеческого вдохновения. Подлинно говорит Дух Божий в романах Толстого, которые многократно переписывались и менялись автором (как и библейские тексты, кстати).

Подобно Библии, эти плоды Духа Святого сами себя не называют "боговдохновенными". Они не требуют внешнего одобрения и не несут в себе формальных признаков "необыкновенности", "небесности". (Поэтому, возможно, буквалисты так сопротивляются переводу Библии на обычные языки - текст оказывается лишённым последних внешних признаков "авторитетности", "необычности": необычно звучащего языка, необычного шрифта, необычных сокращений). Ветхий Завет и Новый наибольшее действие своё оказали, когда не было ещё утверждённого кем-либо "канона Библии": Ветхий Завет - накануне Рождества Христова, Новый Завет - в первые два века после Рождества.

Чем строже "канонизировалось" Евангелие и Библия в целом, тем более отчуждалось Писание от тех, к кому оно непосредственно обращено. Буквалистские усилия по "возвращению" Библии Богу лишь многократно ухудшили положение. Сам Бог - автор, который хочет вдохновлять людей, звучать через людей и обретать понимание через людей, а не через сучковатые формулировки буквалистов.

НАРОД БОЖИЙ

Меньшинство, изучающее истину профессионально, и большинство, с этой истиной живущее, так же различаются между собой как те, кто делает мебель, и те, кто мебелью пользуются. Профессионалы истины относятся к истине ревниво, боятся за нее, пытаются сохранить ее, оградив от невежд. Изолировать, законсервировать истину можно в людях, а можно в книгах: создать цех, профессиональный союз, корпорацию, сословие - либо написать книгу, учебник. Впрочем, оба способа обычно поддерживают друг друга: учебники пишутся членами узкого профессионального круга и ими же преподаются. Учебники непонятны без преподавателей, а преподаватели не могут жить без учебников. Замкнутый в себе профессиональный кружок напоминает ракету, путешествующие в которой изолированы от чужеродной черноты космоса, чтобы достичь желанной планеты.

В религиозной жизни люди склонны поступать точно так же, как если бы знания о Боге были бы той же природы, что знания об изготовлении мебели или о вычислении орбит. Священники, богословы, учителя воскресных школ вместе со своими катехизисами, трактатами образуют систему, просвещающую окружающих, но отчужденную от них профессионализмом. И это еще лучший случай: в истории было много сект, которые принципиально отказывались преподавать истину кому бы то ни было. Они ставили своей задачей лишь сохранить истину в капсуле миниатюрной общинки, ложи, тайной организации. Но, поразительным образом, чем малочисленнее группа хранителей истины, чем изолированнее она - тем быстрее она исчезала с лица земли. Так крошечные космические корабли не могут долго находиться в космосе, и ученые мечтают строить корабли большие. Существуют проекты ракет, в которых могли бы жить тысячи людей, размножаясь, выращивая пищу, а не потребляя консервы.

Но один такой корабль уже существует: это наша собственная планета. Только здесь человеческая идея с присущим Богу остроумием вывернута наизнанку и осуществлена с нечеловеческой мощью и размахом. Оказывается, не изоляция, не стальные стены могут удержать воздух - а, прямо наоборот, отсутствие изоляции. Земля остается единственным типом космического корабля, способным преодолевать фантастические расстояния, сохраняя жизнь и даже удобства для миллиардов обитателей - благодаря огромным размерам Земли.

Так и с истиной о Боге: ее можно сохранить либо в очень узком кругу людей (но не слишком надежно и надолго), либо в очень широком. Таким широким кругом людей оказывается народ. Богу, чтобы сохранить истину о Себе в мире, нужно число людей, достаточно большое, чтобы в нем нашлись умные и глупые, богатые и бедные, ленивые и работящие, истово верующие и религиозно спокойные. Там, где человеку кажется целесообразным произвести отсев, отбор, оставить лишь полезных - Бог предпочитает насыпать побольше народу. Он постоянно обращается с откровением к личности - Ною, Аврааму, Моисею, Давиду - но столь же постоянно и сразу это откровение перается на хранение не личности, не кружку учеников Авраама или Давида, не роду их, а - народу, "надроду", тому, что многочисленнее и устойчивее рода.

Человеку такая смелость непонятна. Из века в век многие люди и веруют в Бога, и недоумевают, зачем Ему понадобилось связывать Себя с народом Ветхого Завета - евреями или с народом Нового Завета - Церковью. О Ветхом или Новом Израиле идет речь - все равно: среди богоизбранного народа слишком мало (с человеческой точки зрения) избранных Богом людей, слишком много людей лишних и случайных.

Результат, однако, говорит сам за себя. Исчезли все философские школы древних и не очень древних времен, испарились секты и тайные союзы, - а откровение Единого Бога не только сохранилось на протяжении веков, но и продолжалось. Само Священное Писание оказалось самым совершенным учебником Истины, ибо оно рассказывает не профессионалам - об Истине, а народу Божию - о народе Божием, о том, как тяжело народу - разнородному, разно подготовленному, разнохарактерному - хранить Истину. Но само хранение Истины народом оказывается одновременно и откровением об Истине. Истина о Боге - не набор знаний, а целый мир, целая жизнь, столь же одноприродная с жизнью человека, как и жизнь нации одноприродна с жизнью каждого своего члена - но столь же и превосходящая ее. Открытость для всех, всеохватность, любовь и устремление ко всем, бесстрашное доверие ко всем - это не просто свойства Бога, это сама Природа Его. И спасение оказывается всегда не только чрезвычайно личным, но и чрезвычайно общим делом и даром.

Главным качеством народной жизни, необходимым для Откровения, оказывается способность народа творить и хранить язык. Один человек или кружок профессионалов способны лишь выработать недоступный посвященным и быстро устаревающий жаргон. Народ же есть то количество людей, которое нужно для существования, развития и хранения полноценного человеческого языка - и народ Божий должен быть достаточно велик и разнообразен, чтобы хранить и возвещать язык Спасения вне зависимости от количества святых и богословов в своей среде.

Раньеро Канталамесса, папский придворный проповедник, выступление 12.5.2007)

"Было бы интересно проанализировать разнообразные "альтернативные христианства": если бы они существовали сегодня, понравились бы они тем, кто оплакивает их исчезновение. Энкратизм безусловно не понравился бы, ведь он отвергает брак и материальное благосостояние. Точно был бы отвергнут маркионизм за радикальные нападки на евреев. Вряд ли пришлись бы ко двору всякие формы гностицизма и докетизма, потому что они отвергали материальный мир и не считали Иисуса реальным человеком. Что до знаменитых пророков и странствующих проповедников, которых так ценят современные исследователи эпохи Иисуса, любопытно вот что: в наши дни во многих христианских церквах возродилось движение, многим аналогичное этому древнему феномену, но есть исследователи исторического Иисуса, которые глядят на это движение с иронией и считают его плодом фундаментализма, иррационализма и религиозного энтузиазма (я кое-что об этом знаю, потому что иногда и меня записывают в эту категорию!)."

Это верно: многие библеисты игнорируют библейское вокруг себя. Дела ещё хуже обстоят, чем описывает Канталамесса, потому что лишь древние гностики считали обязательным жить в соответствии со своими взглядами, а нынешние гностики лишь "изучают" и популяризируют, а до практического аскетизма не снисходят. Впрочем, ко многим христианам это тоже относится - например, ко мне.

Написал мне один умный человек: "Не могу поверить в Бога, потому что вся литература, включая Библию, лишь написанный людьми текст".

Порождаются такие вопросы проповедью Библии как единственного источника знания о Боге, причём источника предельного убедительного.

Отвечаю: То, что о Боге говорится в "литературе", не исключает существования Бога, как запись в моём паспорте обо мне не исключает возможности моего существования, хотя и не доказывает его.

Библия извращается наивностью ("ведь ясно же написано!"), наивность извращает и традицию, предание. На первый взгляд, лекарством может послужить, если речь идёт о Библии, чтение какого-нибудь комментария. Если в единственном числе - не поможет! Просто к идолопоклонству перед Библией добавится идолопоклонство перед комментарием, будь то Раши или Слободской. Поможет гуманизм в его самом изначальном смысле - чтение множества комментарий, сличение списков, смыслов, обсуждение найденного и подуманного не с одним, сколь угодно мудрым, человеком, а со множеством. Идолопоклонство перед Преданием не лечится, а усугубляется идолопоклонством перед послушанием. Та же наивность, но даже более опасная, ибо спрятавшаяся от себя, поработившая другого человека. (Человек, который решается взять кого-либо "в послушание", становится рабом, предметом манипуляций). Человек, предающий себя "в послушание", слышал, конечно, что бывают "младостарцы", что бывают "тоталитарные секты", но убеждён - это ж только у плохих людей, служащих заблуждению, лжи, греху послушание становится средством злым. А у нас, правильно верующих, служащих истинному Богу во имя добра послушание - доброе дело! Чем бесприкословнее, тем добрее! Трагизм в том, что основной тезис правильный - служить хотят истинному Богу. Только служить истинному Богу не всяким средством можно, и служить ему рабским повиновением чужой воле - извращение и тупик. В России такое послушание более всего развито в православной традиции, потому что православных математически больше всего, но и у католиков, и у протестантов этот рачок разъедает здоровый организм. Логика всегда та, что - временно. Вот сейчас попослушничаем, а потом это поможет нам стать свободными. Разве Иисус не сказал, что верного над малым поставит над многим? Но разве Иисус имел в виду, что "малое" - это одно, а "многое" - это нечто противоположное? Спаситель говорил конкретно о деньгах. Одни и те же деньги, когда их мало и когда их много. Если речь идёт о духовной жизни, то верность должна быть в малой свободе, чтобы затем была свобода большая. А начинать путь к большой свободе с большой несвободы - абсурд. Как говорил английский сатирик Питер, это сугубо военная логика: чтобы научиться приказывать, надо научиться исполнять приказы. Чтобы научиться плавать, надо научиться тонуть. И в результате Церковь как институт - либо магазин, где случайные прохожие отовариваются по случаю, либо казарма. Православная казарма, с портянками и кирзовыми сапогами, с дедовщиной и пьянством. Католическая казарма с оловянными солдатиками на контракте, голубоватыми швейцарскими гвардейцами и вымуштрованными поломойками. Протестантская казарма, похожая на прямолинейный мир компьютерных стрелялок, где враг ясен, оружие понятно, а главное лицо - игрок одиночка, однако, действующий строго в рамках программных условий.

Ужасно не то, конечно, что есть люди, пытающиеся текстом оживить в человеке сердце. Ужасно то, что есть люди, которые откликаются на это и начинают далее распространять такую версию христианства. Как пишут в электронных программах, "текст онли", "только текст". И никакой человечности.

"Библейская археология" - лженаука. Как и "славянская археология". Есть просто археология. Чем древнее эпоха, с которой имеют дело археологи, тем нереальнее отождествить её остатки с национальными или религиозными явлениями. Конечно, различия в материальной культуре - факт. Только ещё больший факт: эти различия не совпадают с культурными. Отсюда головная боль у археологов, которые пытаются отождествить "археологические культуры" - наборы предметов, остатков жилищ, захоронения - с культурами, у которых сообщают летописцы. Не верьте, например, схемам расселения славянских племён "по височным кольцам", которые кое-где ещё могут попадаться.

Не совпадают ареалы распространения височных колец с тем, что сообщает летописец о расселении славянских племён. Как не совпадает область распространения "Мерседесов" с расселением современных немцев. Очень не совпадает. Не совпадает и то, что сообщает Библия об Исходе, а завоевании Святой Земли, с тем, что сообщают археологические данные. Это очень трагично для тех, кто воспринимает библейский рассказ буквально. Впрочем, для них всё трагично. Буквализм всегда будет порождать трагедии, ибо кто видит лишь букву, тот не видит даже букву.

Не было мощного завоевания Святой Земли. Иерихонские трубы, в лучшем случае, были свистками на стрелах. Не было многотысячного потока еврейских племён. Ильи Муромца, кстати, тоже не было, и Соловья-разбойника. Радоваться надо, а не горевать: значит, не гибли тысячи филистимлян от ослиной челюсти, не горели хвосты у лисиц. А Слово Божие было, было... Только Слово Божие оглушает. Человеку кажется, что он верно передаст это слово, если будет орать. Неправильно: Слово Божие вернее звучит, когда человек беззвучно шевелит губами.

"Что же, скажешь, Писание противоречит само себе? Нет; но оно распределяет все на пользу, сообразно с временем, исправляя немощь каждого поколения" (Златоуст, беседа на 109 псалом).

Противоречив не Бог и не Его Слова. Противоречив человек. Бог - подстраивается. Судя по количеству людей, которые научились не не ханжить - успешно. Осталось людям подстроиться под Бога, чтобы каждый научился быть одним-единственным, свободным и творцом, и при этом - подстраиваться под всех любимых, с Бога начиная или Богом заканчивая. Ему всё равно, Он и Альфа, и Омега.

КРИВИЗНА БИБЛИИ

Тексты Библии неясны, чтобы люди верили в Бога и к Нему обращались, равно как и к другим людям - хотя бы к библеистам - а не преклонялись перед текстами. Трансляционное ограничение к тому же - свобода людей, слышащих Слово Божие и не вполне могущих Его передать. В общем, кривым ушам - кривые тексты, чтобы забраться поглубже. Так инструменты оталарингологов, кинекологов и многих других специалистов часто весьма и весьма кривоваты, соответствуя изгибам организма. А творить человека из прямых линий - это будет не человек, а робот.

Когда человек, не очень хорошо знающий английский язык, смотрит фильм с русскими субтитрами и не заглушённой речью актёров, он понимает больше, чем если бы субтитров не было.

Ровно по тому же принципу действует Библия: формально её текст не есть, конечно, Слово Божие как таковое, а лишь "субтитры". Однако, без этих субтитров беззвучное Слово было бы непонятно абсолютно.

Библия без Бога - деньги на ветер.

Современная библеистика в основном пишется не просто неверующими людьми, но людьми, которые не веруют даже в неверие. Они уже перестали подменять науку верой, но ещё не способны не примешивать к науке неверие. Это даже не слепые ощупывают слона. Это трое вполне зрячих людей, зажмурившись, ощупывают друг друга, как будто не догадываются, что слон давно ушёл.

* * *

Библия продолжается, но ошибочно было бы ожидать, что она продолжается в прежних формах. Иное стихотворение - продолжение Откровения, Слово Божие, а вот апокрифы, книга Мормона, откровения Виссариона - воспроизводят форму Евангелия без силы Евангелия. В самой Библии летопись сменяет фольклор, поэзия приходит на смену летописи, эссеистика - на место поэзии.

КАК ЧИТАТЬ БИБЛИЮ

Библию надо уметь читать. Если "Песнь песней" уподобляет любимую женщину грозным полкам со знамёнами, не надо гадать, ресницы или волосы уподоблены знамёнам. Надо заглянуть в оригинал. Там нет ни слова "полк", ни слова "знамёна" - только "строй". Конечно, строй военных, но "потрясность" ("грозность") не в отдельных деталях, а в глазах любящего - она перед мной парадом пройдёт или бросится в штыковую, потому что ведро-то с мусором я не вынес?

Есть уровень моральный: бойся того, кого любишь, люби того, кого боишься.

Уровень богословский: Бог моя армия, всё для Бога, всё для победы!

В самом же высшем смысле так смотрит Жених Христос на Невесту Церковь - опять распинать будет или додумается скомандовать себе и миру "вольно"?

* * *

ЛОЖНЫЕ ДРУЗЬЯ УМА И СЕРДЦА

У переводчиков есть понятие "ложные друзья". Когда слово чужого языка кажется настолько понятным, что переводчик не заглядывает в словарь. Например, "урода" в чешском языке - понятно же, что оно означает!

Такие "ложные друзья" характерны именно для близкородственных языков. Русский не будет ожидать, что в японском есть слова, которые могут ему быть понятны в силу языковой близости. Другое дело - украинский, он же такой близкий, что в словарь заглядывать смешно! Ну понятно, что "лютый" - это "лютый". Лютый зверь. Милиця - это милиция, просто глупые украинцы почему-то одну букву потеряли – наверное, горилка портит дикцию.

Самые же опасные «ложные друзья» - не в иностранных языках (а украинский – именно иностранный язык, и кто этого не понимает, тот российский милитарист и шовинист). Самые опасные – в своём языке, который кажется таким родным, единственным, простым и понятным. Между тем, это глубокое заблуждение. В русском языке – как и в любом другом – не только есть разные стили и диалекты. В нём есть несколько очень разных языков.

Язык русского военного и язык Пушкина или Толстого почти не пересекаются друг с другом. Человек, который всю жизнь читает лишь каталоги товаров (продаются под видом «популярных журналов») и вдруг решит почитать Аристотеля, отложит Аристотеля – непонятно же! А если ему в руки попадет Хайдеггер, которого и на его родном немецком большинство немцев не понимает!! Причём, военный будет винить Хайдеггера, а надо бы винить себя. Никто не запрещал читать книги, где во фразах больше пяти слов.

Настоящие конфессиональные различия – не между католиками и протестантами, православными «никонианами» и православными «старообрядцами», а между православным с протестантом, которые читают Толстого и Хайдеггера, и православным с протестантом, которые ничего не читают, кроме примитивной религиозной литературы. Даже Библию они читают через призму примитивных разъяснений и упрощений. Сказано "не называть никого отцами и учителями" - значит, не называть. Ну, конечно, "не убий" те же люди вдруг начинают очень витиевато и изысканно толковать, потому что привыкли стрелять от бедра...

Апостол Павел сравнил бы их со взрослыми людьми, которые так и не перешли с молока на шашлык. При этом, конечно, выпадают зубы – духовные зубы – потому что без упражнения в жевании зубам делается очень плохо. Выпадает способность понимать сравнения, метафоры, притчи.

Насколько дух выше материи, настолько же выше и риск самообмана в духовной, интеллектуальной, культурной жизни. Толстяк с пивным животом, задыхающийся при вставании со стула, знает о себе, что не победит в забеге на триста метров даже черепаху. А человек, чьи интеллектуальные способности неразвиты, который не в силах прочесть более одного абзаца подряд, - спокойно судит о сложнейших интеллектуальных, богословских и культурных проблемах, которые ведь материально состоят из текстов, длинных и непростых.

Излечение возможно, проще и дешевле, чем лечение зубов физических. Достаточно в любой момент перестать поучать окружающих и сказать себе, что пора взяться за какую-нибудь «непонятную» книжку. Именно такие книги и смирение перед ними – не ложные, а настоящие друзья ума и сердца.

Язык особенно хорош, когда помогает не выразить мысль, а найти мысль. Этим хороши чужие языки — если мы не убегаем от чужого, как при разрушении Вавилонской башни, а стремимся к нему, как при Пятидесятнице. Вот на русском Священное Писание — Священное Писание. Скучно и непонятно. Ребенок, видимо, думает, что это вроде расписания. Священное расписание священных уроков. Потом вырастает и думает, что это вроде расписания поездов.

А на украинском - «Святое Письмо». Так все сразу понятно! Расписание — для всех, а письмо — это лично! В расписании ищут нужную строчку, а уж письмо я прочту целиком, не извольте беспокоиться!

Впрочем, и в родном языке всегда сыщутся пенки, надо только задуматься. Вот почему «заход Солнца», но нет «выхода Солнца»? Есть какой-то дурацкий «восход». Дурацкий, потому что архаический. «Выход» было бы лучше. Солнце вышло из дому! Всходит ботва у морковки, а Солнце — выходит из себя. Покатается над нами, словно Бог перекатывает таблетку под языком и — заходит домой. Но ведь мы, видевшие выход Солнца, уже не те, что были — как похудевший никогда не будет таким, как «худой», как обнаженный не то, что голый, спасатель не Спаситель, а верующий — не просто бывший неверующий, а будущий святой.

НУЖНЫ ЛИ ВИЗЫ В МИР БИБЛИИ?

Вчера в программе был задан мне вопрос о том, почему Церковь запрещала читать Библию. Вопрос был неточен, но и я в своём ответе не всё сказал. Вопрос неточен, потому что Церковь не запрещала читать Библию. Это - миф, миф протестантской культуры, переросший в миф культуры секулярной, даже атеистической. Мол, католики (православные не лучше) даже на цепь Библию приковывали.

С цепью проще всего - на цепь Библии приковывали, чтобы сохранить их для читателей. Библии, включая первопечатные, стоили очень дорого, купить Библию простому человеку - как сегодня кассиру купить гоночный автомобиль.

Вот с чтением Библии история очень поучительная. Никаких запретов на чтение Библии не существовало в самые жуткие "Тёмные века". Читай - не хочу. Правда, никто особенно и не рвался. Иоанн Златоуст недаром увещевал читать Библию - охотников было мало, как среди духовенства, так и среди мирян и мирянок. Не до жиру, быть бы живу.

Вообще-то ничего страшного в нечтении Библии нет. Авраам не читал книгу Бытия, пророк Исайя не читал Тору, апостол Павел не читал Евангелие - или евангелия. Иисус цитирует Библию так, что очевидно - и Он не читал, а слушал рассказы. Ничего кошмарного в этом нет - устная передача информации это тоже передача информации.

Письменная фиксация, забота о том, чтобы текст был унифицирован, выверен, отделен от "неверных" текстов, - это уже следующая, в сравнении с устной передачей, ступень развития информационной культуры. Связана она, видимо, с "осевым временем" - эпохой, когда личность начинает освобождаться от всеобъятной власти коллектива. Точность - свойство единичного и потребность единичного. Коллектив "схавает" и приблизительное - разумеется, "коллектив" означает "носителя коллективного сознания", человека, который ещё не почувствовал необходимости быть одним.

Потребность в письменной фиксации появляется (и реализуется) одновременно у народов Средиземноморского региона. Записывают поэмы Гомера и древние иудейские предания, веками существовавшие исключительно в устном виде. Практически синхронно складывается канон Нового Завета и канон Талмуда. С понятным отставанием в несколько веков такой же процесс происходит в исламе.

Дальше происходит любопытный сбой. Дело даже не в том, что на полтысячелетия происходит очевидный регресс в информационной культуре. К XI столетию регресс сменяется прогрессом, и очень стремительным, но тут и возникает проблема - проблема не чтения, а проблема перевода. Культура Тёмных веков была настолько дисперсна, что чужой язык почти не присутствовал в повседневной жизни. Единственным исключением был язык Священного Писания - и исключением этот язык был только в Западной Европе. Греки спокойно читали Библию на родном (пусть и архаичном языке), да и славяне получили перевод. Хотя у Кирилла и Мефодия уже были из-за этого проблемы - уже созревало отношение к переводу как к чему-то кощунственному. К позднему Средневековью проблема встала во весь рост.

Заметим, что проблема эта не уникальна для христианской культуры. И в иудаизме, и в исламе, и в других религиях двуязычие - с особым языком для священного - это норма. Это относится не только к языку, но и к религиозной обрядности в целом - религиозный быт это всегда обычный быт, только позавчерашний. Неплохой способ выделить одну из сфер культуры, которую необходимо отличить от всех прочих. Одежда, жесты, традиции - всё антикварное. Железными ножницами духовенству стричься нельзя, даже бронзовыми и медными нельзя, только кремневыми ножами (есть в Библии) - ну, сохранили кусочек Каменного века. То же относится и к языку. В конце концов, никого не удивляет - и даже многих восхищает - что евреи в ХХ столетии возродили иврит в качестве разговорного языка. А ведь это, мягко скажем, нетривиальное поведение. Как если бы итальянцы перевели "Божественную комедию" на латынь, запретив читать её в оригинале.

Библию никогда не запрещали читать, Библию запрещали переводить (как запрещали переводить Тору или Коран, объявляя только подлинный текст сакральным). Кажется, самый первый запрет - 1080 год, папа Григорий VII объявляет славянский перевод Библии делом немудрым (Epist., vii, 11). В разгар альбигойский войн собор в Тулузе (1229) запрещает чтение и даже владение Библией в переводе на "вульгарное наречение" - то есть, на разговорный язык. Единственное исключение делается для Псалтири. И далее в течение трёх веков идёт борьба не с чтением Библии вообще, а с переводом Библии.

К сожалению, в сегодняшней России эту средневековую борьбу можно изучать на живых носителях. Библию, правда, на русский перевели - на триста лет позже, чем на Западе, но за богослужением по-прежнему нормой считается чтение "оригинала" - то есть, малопонятного текста на, в сущности, болгарском. Читать утренние и вечерние молитвы на русском языке считается дикостью, ведущей к погибели. Сегодня человек читает молитвы ко Святому Причащению в русском переводе, а завтра будет отрицать, что Россия победила Америку в Великой Отечественной войне!

Была ли права Церковь - римо-католическая иерархия - когда запрещала перевод Библии? А правы ли иудеи, истребившие идиш? Правы ли учёные, для которых английский стал универсальным языком, правы ли дипломаты с их французским? Эсперантисты с их эсперанто?

Наверное, правы. В каком-то смысле. Учитель всегда прав, когда требует от ученика что-то учить - и к латыни это тоже относится. Нормальное желание в наиболее важной сфере дать отпор дилетантизму. Это такое же проявление информационной культуры, как отсев вздорных (и поздних) античных романов на евангельские темы от собственно евангелий.

Только вот развитие информационной цивилизации не стоит на месте. Да, для появления компьютеров необходимо создание особого, совершенно нечеловеческого языка. Но затем происходит подъём на новую ступень. Во-первых, компьютерных языков становится много - и это очень хорошо. Во-вторых, компьютеры начинают общаться с пользователями на вульгарных языках этих самых пользователей. Уже не нужно набивать перфокарты или вводить сложные формулы - абсолютное большинство человечества общается с компьютерами на своих родных языках. Русский на русском, китаец на китайском, американец... С американцами всё сложно, китайский и испанский там уверенно набирают обороты, но и от Британии кое-что осталось.

Боязнь того, что в высшем лондонском кругу зовётся "vulgar" и что сам Пушкин считал невозможным перевести, совершенно рациональна. Это боязнь дилетантизма, боязнь дать ребёнку атомную бомбу. И всё-таки это всего лишь боязнь или, говоря простым греческим языком, фобия. Вульгарофобия. Парадокс в том, что вульгарофобия по природе своей вульгарна. Масс боятся не короли с герцогами, исчисляемые десятками. Масс боятся тысячи интеллектуалов, составляющие огромную - и с каждым десятилетием всё большую - массу. Собственно, лет через сто всё человечество станет интеллектуальной массой. И каждое новое пополнение образованного человечество начинает с того, что боится следующего пополнения - ах, они не смогут так управляться с культурой, как научились мы! Богатыри не вы... Да и не вы!

Нельзя метать жемчуг перед свиньями, а Библию перед людьми - можно и нужно метать. Потому что Библия - жемчуг, да вот люди - не свиньи. Вот здесь-то и требуется переход с третьей или четвертой ступени информационного прогресса на пятую. Не запрещать, а поощрять. Не наказывать, а запретить наказания. И, вы знаете... Конечно, средневековый изоляционизм это очень плохо... Но надо же понимать, что современный мир не так далеко ушёл от Средневековья. В чём-то даже стало хуже. В Средние века не нужно было визы, чтобы из Москвы в Рим добраться, а теперь - увы. И через полтысячелетия наши потомки будут этому удивляться, а которые поглупее - и возмущаться, и обзывать нас садистами и изуверами. А мы просто хотим хорошего. За чужой счёт - за счет тех, кто в очередях за визами, кто тонет в Средиземном море, "нелегально" добираясь до Европы, кто жмётся в бараках для беженцев. А это, знаете ли, намного хуже, чем читать Библию на латыни.

* * *

В дополнение к проблеме перевода как визы замечу, что это ведь проблема власти. Я - властен в своем доме, следовательно, ты, входящий в мой дом, обязан выучить мой язык. А человек едет в страну, которая, конечно, моя, но она все-таки еще и Божья земля... Не я создал эту страну, не я ее обустраивал... Может, не требовать с человека учить мой язык? Пусть говорит на своем... Ну, конечно, платить ему я тогда не обязан... Заявление на пособие пусть на моем языке пишет...

В религии еще хуже - ведь человек вещает от имени Бога: мол, учите латынь или иврит. Тут и места не оставляют (кроме ада), которое Богу неподвластно...